Вторая колючим гребнем дерет вороные патлы.
У нее разбитные бедра и худенькие лопатки.
Она просыпается в полдень, к полуночи чистит зубы,
Потому что могут быть гости - вампиры, маги, суккубы.

Она постигла науку мотать избранникам нервы.
Она и правда не помнит - кто у нее был первым.
Но о том, как горчит в разлуке мужская верность,
Она узнает мгновенно - по вкусу спермы.

Ее давно ничего не мучит и не морочит.
Она никому не дает, но часто берет, что хочет.
И ей наплевать, чем рознится день от ночи,
Потому что дух ее прочен и взгляд порочен.

Но порой она пишет и ничего не слышит.
Она пашет, неровно дышит и жаром пышет.
И когда, наконец, прольется нездешней влагой,
Я тихонько целую ее слезу на бумаге.

...Я теперь посещаю редко ее владенья,
Потому что туда не попасть за большие деньги,
Потому что старею и страшно лишиться крова,
Потому что во мне осталось так мало крови.

А еще я боюсь застукать мою Вторую
За каким-нибудь делом помимо строчек и поцелуев -
За шитьем, вязаньем... А может, за годы эти
У моей Второй в подоле заблудились дети.

Лучше ей умереть, ибо хуже тоски и смерти
Эта сытая жизнь, словно взятка в тугом конверте,
Эти глухонемые дни без любви и веры.
Лучше ей умереть, чем стать не Второй, а Первой...